Назира Оспанбек, Центр поддержки детей и семьи при "SOS Детская деревня Алматы": Людям нужно возвращать ответственность

Центр поддержки детей и семьи при ЧОУ "SOS Детская деревня" был открыт 1 августа 2017 года. Основная цель его работы – это профилактика социального сиротства и вторичного сиротства, укрепление семей и оказание помощи семьям в трудной жизненной ситуации. За пять лет работы центра около 300 семей и 750 детей получили поддержку.

С руководителем службы Центра поддержки детей и семьи Назирой Оспанбек Informburo.kz поговорил о семейных ценностях, сложностях, которые возникают у семей и путях их преодоления, а также о том, какую помощь можно получить в центре.

– Назира, чем отличается "SOS Детская деревня Алматы" от обычных детских домов?

– Отличие модели "SOS Детская деревня" в том, что это детский дом семейного типа. В каждом отдельном домике дети живут не в группах, а в семье на базе нашей детской деревни. Есть SOS мама-воспитатель, а сейчас уже и SOS семейные пары, они находятся с детьми круглые сутки. Если в детских учреждениях государственного типа воспитатели меняются посуточно, то у мамы-воспитателя есть только один выходной. Таким образом мы стараемся восстановить у детей привязанность, которая была утрачена или повреждена. Сейчас в ЧОУ "SOS Детская деревня Алматы" живут 90 детей.

– Как сюда попадают дети?

– В "SOS Детская деревня Алматы" дети попадают через Управление образования, обычно из Центра поддержки детей в трудной жизненной ситуации (бывший ЦАН). У кого-то родители умерли или тяжело больны либо родителей лишили прав или ограничили в родительских правах, либо они находятся в розыске или отбывают наказание в местах заключения.

– Чем занимается Центр поддержки детей и семьи?

– Основная наша услуга – это оказание социальной поддержки семьям по технологии кейс-менеджмента. Мы проводим первичную оценку ситуации семьи, заключаем договор и сопровождаем семьи, нуждающиеся в поддержке. Этот договор можно расторгнуть в любой момент, в отличие от сопровождения со стороны государственных учреждений.

Есть три категории семей, которые мы поддерживаем. Первая – это семьи, попавшие в трудную жизненную ситуацию (многодетные, малоимущие, неполные семьи, которые лишились материального обеспечения, кормильца, жилья, родители тяжело заболели и так далее), – это те семьи, которые нуждаются в том, чтобы их дети не попали в детский дом. Мы занимаемся предотвращением социального сиротства.

Вторая категория – это реинтеграция, когда дети могут воссоединиться с кровной семьей или с биологическими родственниками. Если это не получается, мы ищем им приёмную семью. Сейчас мы ведём 12 кейсов на усыновление и только в двух случаях детей готовы забрать родственники. В некоторых случаях родственники – это бывшие выпускники детских воспитательных учреждений. Они говорят: зачем нам забирать этого ребёнка, так он хоть квартиру получит от государства. Но они не учитывают всего, что переживёт ребёнок, будучи оторванным от семьи. Как это отразится на его жизни, самооценке, самовосприятии.

Третья категория – замещающие семьи. Мы помогаем семье и ребёнку адаптироваться в новых условиях и предотвратить вторичное сиротство, чтобы ребёнок не вернулся в детское учреждение. Таких ситуаций, к сожалению, много. За пять лет мы сопроводили 88 замещающих семей, были усыновлены шестеро детей. Согласно исследованиям и нашей практике, каждого пятого ребёнка возвращают обратно в учреждение.

Этому способствуют разные обстоятельства. Родители говорят, что ребёнок ворует, убегает из дома, не слушается, не хочет учиться. У нас есть одна семья, которая уже пятый год живёт с двумя приёмными детьми, и периодически возникают ситуации, когда родители так сильно устают, что нуждаются в поддержке.

Основная причина возвратов в том, что ребёнок не соответствует ожиданиям приёмных родителей. Они хотят, чтобы ребёнок был умный, добрый, честный, учился на пятёрки, ещё хорошо бы фигурным катанием занимался. С такими ожиданиями ребёнок, к сожалению, не в силах справиться. До того как попасть в приёмную семью, он чаще всего вёл совсем другую жизнь: с ним плохо обращались, его не кормили, избивали, кого-то даже насиловали. У этих детей есть душевные травмы. И когда говоришь приёмным родителям, что нужно снизить ожидания, им тяжело с этим справиться, им кажется, что им обманным путём вручили вот такого ребёнка.

Между тем, когда будущие приёмные родители приходят за ребёнком в детский дом, им всё рассказывают: какая была у этого ребёнка история, был ли он до этого возвращён, какие у него есть биологические родственники. Просто люди в этот момент находятся в состоянии эйфории – ведь скоро их мечта иметь ребёнка осуществится, и не обращают внимания на эту информацию.

В среднем из пяти семей, взявших ребёнка, три семьи отказываются от нашего дальнейшего сопровождения, надеясь на свой опыт в воспитании детей и на свои возможности. Особенно это характерно для родителей "45+": "Я сама воспитала своих детей. Да разве я не справлюсь". Для нас это уже является индикатором, что такая семья будет одной из первых, которые вернут ребёнка.

– Какую поддержку получают приёмные родители, которых вы сопровождаете?

– Мы делаем карту сильных и слабых сторон каждого ребёнка, чтобы родители получили возможность опираться на сильные стороны, на ресурсы в решении возникающей проблемы. Также доступны индивидуальные консультации психолога для родителей и детей, которые мы оказываем при помощи партнёров.

Ведь у ребёнка, когда он приходит в семью, тоже есть свои ожидания. Когда приёмные родители приходят в детский дом за ребёнком, обе стороны очень хотят друг другу понравиться. К сожалению, и дети знают, как себя вести, чтобы понравиться, и родители прилагают все усилия – водят ребёнка в развлекательные центры, дарят спонтанные подарки, балуют... всё так воздушно, всё так красиво. Когда наступает домашняя рутина, ребёнок начинает задумываться: "Что я тут делаю? Я же шёл в совсем другую семью".

Его травмы начинают раскрываться. Какие-то вещи начинают напоминать ему прошлую жизнь. Вообще, ребёнок в приёмной семье считается "ребёнком двух семей", потому что, к сожалению, 80% детей, которые находятся в учреждениях, это социальные сироты. И ребёнок, начиная адаптироваться в приёмной семье, начинает думать, что он предаёт свою родную семью.

Основной вид поддержки – это социальное сопровождение, когда за каждой семьёй закреплён свой социальный работник, который знает буквально всё про эту семью. Как только семья приходит в детскую деревню, он проводит первичную и глубинную оценку, совместно с семьей составляет план развития. В этом плане указывается: какая помощь нужна, в какой промежуток времени. Этот же социальный работник осуществляет посещение на дому.

Чтобы справиться с такими вещами, нужна длительная социальная поддержка включающая работу психолога. Условно говоря, не десять сеансов. У нас сейчас есть кейс, когда семья собирается усыновить четверых детей. Их биологическая мать сидит в тюрьме, а дети попали в ЦАН. В ходе работы с ними за три года наш психолог выявил страшные вещи, и мы добились, чтобы лишить биологическую мать родительских прав.

Есть и групповая терапия, когда психолог работает сразу со всей семьёй. Бывает, что детей внутри беспокоят какие-то чувства, но они не могут их назвать и начинают сквернословить, воровать, разные вещи они вытворяют, а родители с этим просто не могут справиться, потому что не понимают, что с ними происходит.

Также мы оказываем юридическую помощь в оформлении опекунства, документального закрепления статуса ребёнка, который позволит его усыновить. Если у ребёнка есть биологические родственники, они должны дать согласие на усыновление. Есть много юридических моментов, связанных с имуществом ребёнка или алиментами. Например, в будущем биологические родители могут заявиться к совершеннолетнему ребёнку, чтобы требовать помощи и поддержки от него. Есть много ситуаций, когда после пандемии, январских событий, ребёнок остался без родителей, его приютили родственники, но юридически это никак не оформлено.

Наш центр также организует семейно-досуговые мероприятия, чтобы члены семей учились общаться в неформальной обстановке, могли справиться с депрессивными состояниями и найти точки, которые их сближают. Сегодня, например, мы сходили в музей. Очень многие организации в Алматы откликаются на такие мероприятия и безвозмездно нас приглашают.

Мы организуем тренинги для родителей. Сейчас проходит тренинг "Сильные родители – сильные дети", на котором мы учим родителей осознанному воспитанию без применения физических наказаний. Взрослые приёмные родители тоже когда-то были детьми и не у каждого было счастливое, беззаботное детство. Поэтому когда ребёнок начинает гневать, раздражать родителя, иногда в ход идут побои.

Также проводим психологическую подготовку кандидатов, желающих принять ребёнка из учреждения в свою семью (ШПР), на русском и казахском языках. Один раз в месяц мы организуем встречи родителей в рамках родительских гостиных, на этих встречах мы обсуждаем разные темы касательно воспитания и развития детей, взаимоотношений в семье, вопросы трудоустройства и финансовой стабильности. Организуем мотивационные встречи с блогерами, спикерами, бывшими благополучателями для обмена опытом и своей историей.

У нас также есть кризисный центр "Асар" (финансируется фондом "Халык") для мам, которые оказались с маленькими детьми в трудной жизненной ситуации. Если мы видим, что мама без документов, без работы, никогда не училась, что ребёнка у неё могут отобрать органы опеки, то мы помещаем её в кризисный центр на полгода и пытаемся реабилитировать. Помогаем восстановиться, восстановить документы, пройти профессиональные курсы и найти работу, пока няня присматривает за детьми. Детей мы помогаем оформить в садик и в школу.

– Часто ли материальная заинтересованность приёмных родителей становится решающим фактором при усыновлении?

– В Казахстане есть пять форм устройства в семью: усыновление, опека или попечительство, приёмная семья, патронат, гостевая семья. В зависимости от формы устройства есть те или иные выплаты. Я встречала немало случаев, когда приёмными родителями двигала материальная заинтересованность. Были кейсы, когда приёмные родители заставляли детей работать, отрабатывать свою еду и одежду. Но из таких семей мы детей изъяли.

Есть некоторые женщины, которые рассуждают: вот я сижу в декрете, какая разница, сколько детей воспитывать, зато я получу выплаты от государства и смогу не работать. Уже через год после принятия ребёнка эта мотивация у них пропадает, они начинают понимать, что тех средств, которые даёт государство, недостаточно. Сейчас в среднем государство выплачивает 35-40 тысяч тенге на каждого ребёнка.

Ещё некоторые думают, когда брак трещит по швам и вот-вот лопнет, что ребёнок может спасти его. Но приёмный ребёнок, как правило, быстрее доводит такой брак до развода. Или когда общество сильно давит на семью, у которой нет детей, и они решаются на приём ребёнка из учреждения. Или приёмная мать хочет скрасить своё одиночество, чтобы "было кому подать стакан воды", – всё это примеры негативной мотивации. Конструктивная мотивация для усыновления – это желание дать ребёнку счастливое детство и вырастить из него развитого, самодостаточного и счастливого человека.

– Какие ещё есть сложности в процессе усыновления детей?

– Очень мало есть детей, которые идут на усыновление одни – много случаев сиблинга, когда есть братья и сёстры (по закону их нужно усыновлять вместе. – Ред.). Бывают случаи, когда три ребёнка разного возраста находятся в разных учреждениях, и у одного или нескольких из них есть диагнозы. Большинство родителей тогда сразу отменяют своё решение усыновить определённого ребёнка. Многие из них идут за одним ребёнком, максимум за двумя. Хотя мы сопровождаем семью, которая взяла на воспитание четверых детей и планирует их усыновить. И такие случаи есть.

Ещё ребёнок старше 10 лет может написать отказ, и тогда все его братья и сёстры тоже не будут усыновлены. К тому же шансы на усыновление уменьшаются многократно, если ребёнок старше 10 лет. А многие из жителей нашей деревни как раз подростки.

– Как вы помогаете семьям, попавшим в трудную жизненную ситуацию?

– Такие семьи мы делим на три категории: с низким, средним и высоким риском того, что дети могут быть изъяты из семьи и попасть в детское учреждение. При низком и среднем риске родители, как правило, имеют материальные проблемы, и их усилия направлены на то, чтобы прокормить ребёнка, а на его самооценку, внутреннее состояние никто не обращает внимания. Отец ещё не алкоголик, но начал частить с выпивкой, а мама из-за этого злится.

Часто такие семьи уезжают из родных мест по причине конфликтов, проблем, снимают жильё далеко от центра – в Алатауском, Наурызбайском, Турксибском районе. Проблемы переезжают вместе с такой семьёй, из-за нехватки средств начинаются конфликты, скандалы, дети убегают из дома, попадают в плохие компании, в школе их ставят на учёт, и они попадают в поле нашего внимания.

Здесь нужно поработать с родителями, научить их договариваться друг с другом. Нужна поддержка специалистов продолжительностью не менее одного года. Некоторые семьи сами к нам обращаются, узнав о нас по сарафанному радио.

У нас есть мобильная группа. Раз в месяц мы выезжаем со всеми специалистами в отдалённые районы, откуда семьи к нам не могут доехать, и проводим консультации для них.

– Если отец – алкоголик, а мама в депрессии, разговоры помогают?

– Это уже семья с высоким риском. С ней нужна долгая работа, и уже не психолога, а психотерапевта, иногда и психиатра. Семьи, где есть зависимые родители, нужно изолировать из их привычной обстановки и перемещать, чтобы они увидели другую жизнь, сменили окружение. В центре с ними один час поработал психолог, они пообщались с другими родителями, у которых ребёнок повесился или принимает наркотики, и чувствуют: у меня ещё всё сравнительно хорошо – главное, я жив-здоров и мои дети тоже. А потом они возвращаются в свою привычную среду, и их затягивает обратно. В неблагополучные семьи наши девушки социальные-работники часто ездят с коллегой-напарником, бывают случаи выездов в сопровождении полицейских или инспекторов по делам несовершеннолетних.

Что касается приёмных семей с высоким риском, нужно ещё менять отношение к ним общества. Часто такие семьи общество не принимает, дискриминирует. Соседи, с которыми они жили мирно столько времени, говорят: "Да зачем вы его взяли? Он же вас потом убьёт, когда вырастет, заберёт ваше имущество".

Большую работу нужно проводить со школами: пришёл ребёнок в понедельник грязный, без настроения, во вторник пришёл без учебников, с синяком, – уже нужно бить тревогу, что-то в этом доме не то. Когда риск ещё низкий, можно помочь, но, к сожалению, семьи обращаются за помощью, когда "уже всё", они сами не хотят выходить из этой ситуации.

Это настолько удобно, с одной стороны: сидеть и обвинять кого угодно – мужа-алкоголика, государство, общество, только бы самой ничего не делать. Этим людям нужно возвращать ответственность. Они отвечают за себя, они отвечают за этих детей. Матери в таких семьях часто детей от себя уже дистанцировали: вот я такая несчастная, хорошая, не вышла бы за него замуж, было бы всё хорошо. Сидят и думают только о своих чувствах, о своей судьбе, а дети предоставлены сами себе. Это эгоизм. Всё-таки многое в наших семьях завязано на матерях: несчастна мама – несчастны и дети.

Нужно работать над собой, стремиться к счастью, принимать и правильно оценивать ситуацию: да, сейчас так, а не хуже или лучше, что можно сделать? Это отрезвляет.

– Откуда получает финансирование Центр поддержки детей и семьи?

– Учредителями являются международный фонд SOS Children’s Villages и Фонд первого президента. До середины 2022 года проект финансировался также по линии "Самрук-Казына", но оно было остановлено. Сейчас финансирование проект получает только на оплату труда штатных сотрудников. У нас шесть штатных сотрудников, из них четыре – социальные работники, которые выезжают и напрямую работают с семьями. Но кроме этого нам нужны внештатные специалисты – психологи, психотерапевты, психиатры, юристы. Их услуги стоят недёшево.

Сейчас мы развиваем сеть партнёров-благотворителей и находим нужных специалистов там. В этой ситуации есть как плюсы, так и минусы. За четыре года мы сработались со специалистами, которые долгое время вели каждого ребёнка, каждую семью и при необходимости могут сразу работать с причиной. Теперь, когда направляешь ребёнка к школьному психологу или в другую организацию, им тяжело понять, что вообще происходит.

Чтобы найти финансирование, мы пытались в этом году подать проект в Центр поддержки гражданских инициатив, но, к сожалению, получили отказ.

– Какова, на ваш взгляд, сейчас ситуация с семейными ценностями в Казахстане?

– Издревле детей-сирот в Казахстане не было, семья, община всегда брали такого ребёнка и воспитывали. Сейчас многие семьи легко идут на развод, не учитывая ситуацию – наличие детей.

Молодым людям, кажется, семья вообще не нужна. Само это понятие как будто вышло из моды. Наверное, сейчас мы проходим такой этап, когда мы поймём, какой должна быть современная семья.

Институт семьи в Казахстане, я считаю, переживает кризис, потому что, во-первых, много разводов, во-вторых, много детей – социальных сирот в детских учреждениях, в-третьих, много ранних добрачных связей, ранних беременностей. Почему молодые девушки поступают так, почему молодые люди начинают употреблять наркотики, алкоголь? Потому что в семье им не с кем поговорить, поделиться. Подавляющее большинство детей и подростков находят информацию о том, какой должна быть семья, в интернете.

Нужно возрождать семейные традиции, совместный быт, учиться прощать друг друга. Нужно развивать сеть центров поддержки детей и семьи по нашей стране, для того чтобы люди могли обратиться за помощью ещё в начале кризисной ситуации, где их могут безоценочно выслушать, поддержать и оказать необходимую социальную помощь.